Согласно имеющимся архивным документам, Борский исправительно -трудовой лагерь подчинялся непосредственно ГУЛАГу СССР.
В ИТЛ действовали три отдельных лагерных подкомандировки с лимитом наполнения 600, 850 и 1000 человек.
В 1946 году были найдены месторождения урана в различных районах Советского Союза. Уран был найден на Колыме, в Читинской области, в Средней Азии, в Казахстане, на Украине и Северном Кавказе, возле Пятигорска. Разработка месторождений урана, особенно в отдаленных местах, является очень трудной задачей. Места разработки урана были засекречены до 1990 года. Даже рабочие на рудниках не знали про уран. Официально они добывали "спецруду", а вместо слова "уран" в документах того времени писалось "свинец".
В августе 1949 года из Челябинска была привезена первая партия заключенных в количестве 1663 человек.
К августу 1950 года в ИТЛ находилось 2735 человек.

Мраморное Ущелье
Путешествие в прошлое

На эту поездку меня подвигла крошечная заметка в газете "Комсомольская правда", теперь уже далеком 1989 году. Потом, за эти съемки, эта же газета будет нещадно меня обличать и "поливать" грязью. Что поделать, у советских (теперь российских) газетчиков бить челом людям в штатском - вековая привычка.

А в тот февральский вечер, после недолгих сборов, я рванул из Сибири в еще более холодное Забайкалье, где встретил понимание детей тех, кто окончил свои дни в шахтах высокогорного лагеря. Так у меня появился вертолет, без которого найти "Мраморное ущелье" было делом немыслимым, а потом и проводник, - еще не старый охотник из местных.

Затем была еще одна поездка в эти места, - уже осенью. Тогда удалось найти еще два лагеря...

Спрятанный среди отвесных скал высоко в горах, Борский каторжный лагерь работал на атомную промышленность СССР - здесь добывали урановую руду, которую переносили на спинах в Чару, а уже от туда отправляли самолетами на Большую землю.

На высотомере – 2300 метров. Мы уже полчаса прочесываем верховья Среднего Сокукана. Никаких строений. Любой сруб был бы четко виден на заснеженных склонах. Разворачиваемся и идем вдоль ущелья, изредка перебрасываясь парой слов с пилотом. Чаще всего это просто выбор направления полета: «вправо, влево, разворот...»

Где-то посредине ущелья около синей наледи на реке заметили бараки с завалившейся крышей.

- Саша, сделай круг, - прошу пилота. Я сижу на месте бортмеханика справа от пилота, и на голове у меня шлем с ларингофонами.

Александр не реагирует. Где-то в месте сочленения телефонов с бортовой сетью плохой контакт, и пилот слышит меня через раз.

Дергаю шнур, опять жму кнопку «СПУ», потом показываю рукой круг и тычу пальцем вниз.

Ми-2 закладывает крутой вираж, и внезапно появляется линия ЛЭП шагающая от реки вверх, в боковое ущелье.

- Давай по столбам! – я кричу, но, кажется, появилась связь.

С полу-разворота набираем высоту. Уже видно, как ЛЭП взобралась на морену. Набираем еще метров 500. Наконец, описав большую спираль, мы влетаем в снежно-скальный «цирк». И сразу под нами, по курсу, – ряд бараков... Не один ряд! Совсем целехонькие.

Не успеваю прицелиться фотоаппаратом, как появляются деревянные козлоногие сторожевые вышки. Они расставлены по строгому периметру, мы видим даже паучью сеть колючей проволоки. Целый концлагерь!

С шипением включился в связь пилот и как-то буднично произнес:
- Здоровенный какой...

Да, мы в "Мраморном ущелье". "Ущелье смерти" - как окрестили его аборигены из недалекого поселка.

Под нами кусок ГУЛАГа, – сталинский лагерь. Да не рядовой, а сверхсекретный, урановый. Только благодаря адскому климату, он сохранился до наших дней.

Ми-2 разворачивается, и я вижу штольню.

- Саша, сколько здесь у вас зима?
- 14 месяцев...

Лагерь стоит в зоне вечных снегов. Здесь необычайная сухость воздуха. Вот и вся загадка его долговечности. Запахивать его было не с руки. Кто найдет? Кто посмеет?

Вертолет начинает дико трясти. По кару, с вертикальных, высоченных стен устремляются бешеные потоки воздуха. Подхватив легкую машину, они просто выплевывают вертолет через узкий проход.

- Надо сесть, - прошу Александра.
- Мне и самому интересно... Сволочи, - вдруг ругается пилот. Людей и в такие условия. Фашисты им не чета.

Зашли слева. Вдоль кромки скал. До камней метров 20. Слишком близко для спокойного полета.

- Смотри. Могут быть нисходящие потоки, - предупреждаю я пилота.
- Нет, - отвечают наушники уверенным голосом. – Ветер северный, сторона наветренная.

Опять под нами лагерь. С боковой проекции его видно еще лучше. Но слишком быстро летим, и я не успеваю работать двумя фотоаппаратами, - в них разная пленка.

Вертолет резко вздрогнул, и скалы полетели на нас. Навальный поток воздуха! Саша рвет в сторону ручку управления перекосом винта. Черта с два! Нас продолжает нести боком прямо на ближайший выступ. До коричнево-черной стены остается метров пять.

Интересно, что страха нет. Трудно представить, что через минуту тебя может не быть на этом свете. Насколько же мы верим в технику...

Сашка молодец! Боком бросает «вертушку» в глубокое пикирование на дно «цирка», благо есть высота, есть куда падать.

Над головой раздается необычный тарахтящий звук. Это достается лопастям. Несет нас ветром, несет. Но уже отдаляется зловещая скала...

- Посадочная снижения пять, горизонтальная – под двести в час, - донесли наушники. – Не могу сесть. Перевернемся...

Саша, уходим, - я делаю для надежности знак рукой по направлению к выходу из кара. - Плевать на твою железку, не хочу, чтобы мы пополнили контингент местного кладбища. Садись на лед реки главного ущелья...

По пояс в снегу бредем мимо черных скал (снег на них не держится) и таких же черных от времени бревенчатых домов. Это еще не зона, это административные постройки. Добротные, теплые. Они старше меня. От палаток и бараков для зэков остались одни каркасы и что-то полузавалившееся из досок и досточек.

Строения не занесены снегом, не ушли в землю - здесь скальное основание. Вход свободен, но зайти нельзя, только пролезть, встав на четвереньки.

Прошедшие ад "Мраморного ущелья" объясняли, что так строили из-за отсутствия материалов и для сохранения тепла. Когда набьется человек сорок-пятьдесят, становится тепло без всякой печки. Топить-то нечем, скалы не горят...

Почему лагерь не сожгли, не запахали, как тысячи других? Вряд ли забыли, скорее законсервировали. До времени. Лагерь ведь и сейчас, лишь чуть подновить...

Большой рубленый дом. Центральная усадьба. Три входа, остатки стекла в окнах. Внутри промозгло, толстые стены держат холод не хуже подвала.

В левой комнате на большом столе - тяжелые кайла, остатки шахтерской лампы. Погнутая миска в углу - кормить из нее разве котенка. Красноармейский сапог и жалкие опорки "врагов народа". На бревенчатых стенах остатки лозунгов: "Сталинская... вперед к светло... - дар... по..."

Больно нажимать на спуск фотоаппарата - пальцы примерзают к металлу.

Иду по коридору. Еще лозунги, их много, синие буквы въелись в дерево. Вижу без разрыва лишь два слова: "классовая борьба..." Да, к тому времени это понятие вытеснило другое: "борьба парламентская..."

Оружейная. Шкаф с надписью на дверце:
"Оружие любит уход, ласку, чистку и смазку".
Странно и страшно читать здесь это слово, - "ласка".

В глубине одной из комнат - трибуна в форме этажерки из жердочек. В пятидесятых на таких этажерках хранили книги. Сколько новых приговоров оглашалось за ней? Рядом, на столе, разостланные газеты с поздравлениями Иосифу Виссарионовичу Сталину в день 7 ноября от трудящихся самой счастливой страны на всем белом свете...
В свой первый приезд я еще застал в одной из комнат лежащие на столе две газеты "Известия" с поздравлениями "Отцу народов" по случаю очередной годовщины великой революции 1917 года. Рядом стояли две кружки изготовленные из консервных банок.

За распахнутой дверью - снежная целина. Длинный периметр в два ряда из колючей проволоки, деревянные сторожевые вышки по углам и собачьи будки под ними. Собаки снизу, собаки сверху, внутри рабы...

Остатки каркаса от палаток. В стороне от них карцер с квадратами "каменных мешков" и трубой для подвода холодного воздуха к наказанному зэку...

Подобие барака со стенами в одну жиденькую доску. Зимой в таком бараке выживал тот, кто лежал ближе к печке...

"Нарядная" с ящиком из-под картотеки. Сколько здесь перетасовали карточек-судеб?

Перед дверью сиротливо стоит брошенный фибровый чемоданчик с окованными металлом уголками. Помню такие из детства.

Под крайней вышкой, перед собачьей будкой, лежат кости. Очень похожие на человеческие. На них хорошо видны следы собачьих зубов. Я думал, что фашизм - это самое страшное...

В конце ущелья обрывающегося восьмисот-метровыми скалами, - пирамида террикона. Там наверху, - вход в штольню. Мы до нее не дошли. Не хватило светлого времени. Нам еще предстоял длинный спуск к реке, откуда должен засветло забрать вертолет.

Говорят, штольня завалена взрывом и запечатана свинцовой пластиной с надписью и факсимильным оттиском "ГУЛАГ СССР. БЕРИЯ".

Рассказывают, что по приказу эвакуации лагеря, всех зэков загнали в штольню и взорвали вход. Учитывая степень секретности объекта, Берия мог, не задумываясь, отдать такой приказ. Как и Сталин. А лагерные подонки - исполнить его. Они ведь выполняли великую миссию на грешной земле - строили СОЦИАЛИЗМ!

У нарядной с картотекой жертв - стянули с головы шапки, помолчали. Было отчетливо слышно, как гудит ветер между строений, пронзительно тонко звенит колючая проволока на ветру, да непрерывно шуршит снег, соскальзывающий с отвесных скал.

Господи, да к чему в этом адовом ущелье проволока и решетки? Кто отсюда мог уйти и куда?..

Лагерь образовался не вдруг, не сразу. Вначале пришла из-за хребтов тысячеверстная дорога. Бревнышко к бревнышку, косточка к косточке. Восемьсот километров от Чары. Это уже потом появился аэродром.

Внизу, у вертолетной площадки, - две могилы. Под громадным камнем со скрещенными на его поверхности ледорубом и молотком - геолог Азарова. Рядом, - деревянная тумба с прикрученной колючей проволокой (другой не было?) звездой. Чуть ниже табличка с надписью: "Ефрейтор ... пал от руки бандитов на боевом посту".

Спрашиваю о причине смерти. Проводник плюет в сторону могилы:
- На людях, сволочь, ездил.
- Как это? - не понял я.
- Просто. Вот по этой самой дороге, - он мотнул вверх головой. - Садился на "зэка", и тот должен был его довезти до лагеря. Если не доносил, он его убивал. Люди и не выдержали...

Сергей Мельникофф
Читинская область, 1989 г.